«РОЛЬ В «ГУСАРСКОЙ БАЛЛАДЕ» ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО МОЯ»
— Лариса Ивановна, на главную роль в «Гусарскую балладу» был просто невероятный кастинг. Как думаете, почему Эльдар Рязанов известным артисткам предпочел вас — дебютантку?
— Пробовались и Светлана Немоляева, и Людмила Гурченко, и Алиса Фрейндлих… Еще Ольга Забара… Недавно умерла жена Юрия Никулина.
Татьяна у нас играла в массовке, но почему-то долгие годы всем навязчиво рассказывала, что именно она должна была играть Шурочку Азарову.
Ну очень многим хотелось ее сыграть, понимаете? Хотите, я скажу: как было? Многим хотелось, а я – согласилась в «Гусарской балладе» играть, потому что поняла: это моя роль.
— Во-первых, я была девица, а это очень много значило для образа. Я была очень худая — весила 49 кг. Грудь была первого размера.
Они же все тетеньки были, а на экране это все видно. Во-вторых, я пела. В-третьих, темперамент у меня неуемный был, энергия… Аж брызги летели! Еще я неплохо умела стихи читать, а там же все в стихах.
Каждый съемочный день, который проходил на «Мосфильме» в павильонах, — в перерывах я стояла в гусарском костюме около окна, смотрела и думала: «Боже мой! Завтра этот же троллейбус будет ехать мимо этого окна, но это будет завтра…»
Мне хотелось остановить время! Потому что вся обстановка на съемочной площадке была просто потрясающая.
— Постановщик фехтовальных трюков Владимир Балон вспоминал, как на съемках было весело: зима, подмосковная деревенька, преферанс по ночам, как по просьбе Николая Афанасьевича Крючкова он бегал за водкой — 25 км на лыжах…
— Вот все эти «водочные» моменты меня мало касались. Я помню, что Балон сначала на шпагах меня натаскивал, потом дали настоящую двух с половиной килограммовую саблю образца 1829 года и в кадре я с этой саблей дралась.
Сама скакала на лошади и практически все каскадерские трюки делала сама. Единственная заминка вышла, когда я должна была со шпагой в руке прыгнуть с балкона.
— Эльдар Рязанов рассказывал: чтобы придать вам уверенности, решил сам показать пример. — Он действительно прыгал…
— А потом в своей книжке написал, что чудом ничего себе не сломал, а «на третьем дубле у Голубкиной подвернулась лодыжка, и ее на носилках унесли в медпункт…»
— Все верно. Только не на третьем, а на восьмом дубле! Тем не менее, я же говорю: красотища была! Хотелось бежать, бежать и бежать туда. Знаете, есть люди, которые любят вспоминать школьные годы.
Я не ностальгирую по школе – я вспоминаю «Гусарскую балладу». Бум для меня самый главный в жизни – эти съемки. Квинтэссенция – все было в кулак собрано именно там.
«ОШИБКА, ЧТО НЕ СТАЛА ОПЕРНОЙ ПЕВИЦЕЙ»
— Вы заканчивали музыкальное отделение ГИТИСа… То есть не собирались ни работать в драматическом театре, ни сниматься в кино, а мечтали о карьере оперной певицы?
— Конечно! В восьмом классе, в Германии еще когда училась, помню, танцевала с каким-то молодым человеком, и он говорит:
«Ну ты, конечно, будешь артистка, будешь выступать на эстраде…» Я чуть дар речи не потеряла: «На эстраде? Ты что с ума сошел?! Я буду только в оперном театре!»
Мой педагог — знаменитая оперная певица Мария Петровна Максакова – видела меня только на оперной сцене. У меня есть даже ее рукописное пожелание: дескать, Лариса, нельзя зарывать в землю талант, который тебе дан природой.
Но не учитывалось одно важное обстоятельство: я стала очень известной практически мгновенно. За первые полгода «Гусарскую балладу» посмотрели 49 миллионов людей. И отныне я должна была соответствовать этой известности каждый шаг.
Если пою, то уж должна переплюнуть «Гусарскую балладу». А для этого мне надо было копытом рыть землю, делать репертуар…
— Что же помешало? — Ну как вам сказать? Уже прошло много лет, и я теперь понимаю, что, конечно, большая глупость, что я не стала профессионально петь. У меня было меццо-сопрано, красивый тембр, он и сейчас неплохой, кстати говоря.
Можете себе представить — на экзамене я пела «Аиду»?! Но для того, чтобы петь в опере… О-ох, это надо быть семи пядей во лбу, я считаю. Мало иметь красивый тембр и диапазон.
Еще должен быть характер, уверенность в себе и внутренняя дисциплина невероятные. Невероятные! А мне уверенности в себе не хватило — я очень боялась своего исполнения и всегда безумно волновалась.
Эту мою особенность нужно было побороть в зародыше – в самом начале жизни. А для этого мне надо было, чтобы родители и педагог посеяли во мне это зерно уверенности.
Или как Елена Образцова рассказывала… Ее педагог закрыл в классе на ключ: «Пока не выучишь вот эту вокальную партию – не выпущу!»
Я же наивно думала, что приду в драматический театр с красивым голосом, и как драматическая артистка буду петь там на сцене.
А когда пришла в театр, во мне никто не был заинтересован – ни режиссеры, ни актеры. «Подумаешь, пришла «звезда» какая! Сейчас прямо мы для нее будем музыкальные спектакли ставить».
Меня взяли на роль Шурочки Азаровой в спектакль «Давным-давно» и только через пять лет возобновили эту постановку. А пять лет я болталась без дела. Ну кто это мог предвидеть?! Это же все нужно пройти, прожить, понять…
— Какая ирония судьбы: вы — дочь кадрового военного, сыграли корнета Азарова в своем кинодебюте и много лет выходите на сцену театра сначала Советской, а теперь Российской Армии. Совпадение?
— Абсолютное. Я же нерешительная сама была молодая. Могла б повыбирать театр-то. Были возможности!
— Может, надо было делать ставку на кино и больше сниматься? После «Гусарской баллады» режиссеры наверняка вас «разрывали на части»…
— Как только я стала известная, наоборот, стали ко мне придираться: не так встала, не так села, не так спела, не так сказала. «Не надо — обойдемся без нее».
«Не будем ее снимать – она и так уже популярная». У меня были сплошные концерты, да? Людям увеличивают ставку, а мне нет. Спрашиваю: почему? «А ты и так в шоколаде!»
Понимаете, актерская профессия требует неуемного тщеславия, амбиций, фанатического желания первенства. И чем дальше — тем больше, больше, больше…
А у меня никогда не было таких желаний. Может, потому что отец все время талдычил, что актерство — это позорище.
— Недавно Никита Михалков забавно высказался о своем делении актеров на настоящих и не очень: «Вот Гурченко – настоящая.
Скажи ей: ты получишь эту роль, если съешь свою бабушку, и она, не задумываясь, съест». То есть вы не из тех, кто за хорошую роль душу продаст?
— Наоборот, отдаю с лихвой свое. Вот сделала ремонт, и могу матрас отдать кому-нибудь хороший на кровать. Другой продаст, а я отдаю бесплатно.
— А если серьезно? — Надо было с кем-то специально дружить, мелькать, ходить по «Мосфильму» — унижаться… Нет! Вот если бы был режиссер, заинтересованный во мне, мы бы могли интересные вещи делать.
— Удивительно, почему за столько лет не появился такой режиссер? Вы искали? — Искать и найти можно только ягоды и грибы в лесу… Когда я совсем молодая была, мне казалось, что режиссер – вообще, как таковой – это уникальный человек, который знает все.
Это клад с несметными сокровищами! А артист – дурак! Он может прикинуться, и под чутким руководством при полном доверии способен делать любые чудеса.
А когда тебе встречаются режиссеры, которые толком ничего не знают, только орут, топают и под себя неизвестно что «рубят», мне просто неинтересно.
«В ТЕАТРЕ МЕНЯ НЕНАВИДЕЛИ»
— Вы сказали, что в театре вам не обрадовались. Завидовали? — Зависть, наверное, присутствовала, но я никогда не обращала внимания, как ко мне относятся. Но… Был случай в 1974 году, когда я опоздала на дневной спектакль «Давным-давно».
Делала ремонт в квартире, поздно уснула и проспала. Он начался с опозданием на 8-10 минут, поскольку мне позвонили, а театр-то рядом. Я прибежала, чуть ли не на ходу переодеваясь в гусарский мундир.
Но меня судили. Собрался весь худсовет, старейшины театра, дирижер… Боже мой! Что они мне говорили, как они на меня покатили бочку. Я стояла, слушала, слушала.
Когда все закончили, я воскликнула: «Какое счастье, что я проспала! Я теперь знаю, как вы действительно ко мне относитесь!» Я к каждому из главных «ораторов» обратилась, каждого разложила по полочкам, и ушла.
— То есть на самом деле они… — Ненавидели меня. Я всегда как прыщ на носу у них была! Пусть я снималась нечасто, но с 1963 года я ездила со своими фильмами по два-три раза в год куда-нибудь за границу – на фестивали, на «Неделю советского кино».
Мне повезло в этом смысле. И это раздражало людей безумно. Мне всячески ставили ножки, какие-то приглашения, которые приходили на мое имя, прятали в стол.
Первые годы я еще говорила, что куда-то поехала, а потом просто уже молчала. Даже если мне удавалось на сэкономленные суточные иногда купить там красивую пару обуви или красивую сумку, я в театр не надевала привезенные новые вещи.
Мне не нравились бегающие глаза завистливые. «Ишь, какая! Вон я в Мытищи реже езжу, чем она во Францию или в Америку!» «Лариса Ивановна!» — меня в Кишиневе ловил в аэропорту начальник театра, чтобы я не ехала в Париж. «А что происходит?
Вы же сами год оформляли эту поездку!» «Я боюсь…» И называет фамилию одной из ведущих в те годы актрис театра. Начальник театра боится актрису Нину Сазонову!
Видимо, она устроит ему такой скандал: почему это Голубкина, такая-сякая, уехала на гастроли в Париж!
— Правда, что советских актрис за «железным занавесом» принимали как королев и был особый ажиотаж?
— Никакого ажиотажа не было — все придумывают. Если был кинофестиваль, понятное дело, с большим любопытством смотрели на нас. Даже такой комплекс вырабатывался: в чем она одета? Что за платье на ней?
Помню, мы приехали в Италию в том, что у нас было. То есть… почти в чем мать родила. (Смеется.) Смешно! Я конечно, не красилась. Меня спрашивали: «Почему вы не в макияже?» «Да потому, что мне 22 года! — отвечала. — Какой макияж?»
— Были же положительные стороны популярности. Например, верные поклонники, богатые, успешные ценители красоты и таланта…
— Никаких поклонников богатых у меня отродясь не было. У меня были толпы девиц – 15 лет за мной носились как кони девчонки, начиная с 13-ти и до 20 лет. «Сыры», так называемые.
Наверное, потому, что я сыграла роль в мужском костюме, они рассмотрели во мне своего лирического героя. Это было что-то! Ужас! Единственное – я всегда была в цветах.
— Почему именно девчонки? — Думаю, что это все построено на сексе. Знаете, половозрелость такая, когда гормоны играют, они не знают, в кого влюбиться, у них ломки происходят.
Вы разве видели 15 мужиков, которые будут стоять и смотреть на певца какого-нибудь или на певицу? Засовывать спички в замок, ночевать в подъездах… Да никогда в жизни! Одни девицы, которые неисправимы и непобедимы.
При этом они хотели в дом влезть, в душу, они хотели все знать. Собственно они все знали, и это было противно. Встречались просто безумные люди. У нас в доме жил парень на седьмом этаже — тихий сосед моей подруги.
А после того как я снялась, совсем с ума сошел. Стал ходить к нам, папа его отправлял в милицию, а там говорят: нам нечего ему инкриминировать…
Он катал вокруг дома коляску с куклой и всем рассказывал, что у него ребенок от Голубкиной. Совсем крыша поехала! Однажды звонок в дверь. Отец открывает, а он стоит вообще голый…
— Зеки письма писали? — В основном денег просили. Одному я даже ответила. Мол, если каждый, кто мне пишет письма, положит в конверт десять копеек, я буду миллионерша. И тогда, может быть, я вам буду посылать деньги. Потому что писем было… Миллионы!
«У НАС С АНДРЮШЕЙ БЫЛИ СОВЕРШЕННО ИНЫЕ ОТНОШЕНИЯ»
— С каждым годом легенд и мифов об Андрее Миронове все больше и больше. Написано огромное количество воспоминаний его «жен», «вдов» и просто «его возлюбленных». Как вы к этому относитесь?
— Как раз самое противное, что сочиняют о нем истории, фантазируют, придумывают то, чего и близко не было. В каком-то смысле и я, наверное, в их числе.
— Даже так?! Почему? — (Пауза.) Андрюши нет уже много лет. И все эти годы журналисты задают одни и те же вопросы. «Каким он был?» «А правда ли то, было ли это…» «Почему вы больше не вышли замуж?» А я уже давно стараюсь не отвечать на них.
Понимаете, всем хотелось бы, чтобы наши отношения были похожи на сказку. Мол, жили-были принц и принцесса, потом он ушел из жизни, и она тоскует по нему все эти годы. Но это же все неестественно и цинично!
Конечно, страшно, что люди уходят из жизни… Но у нас были совершенно иные отношения. Наша с Андрюшей жизнь протекала интересно, весело, полно. Мы прожили вместе 13 лет.
С тех пор прошло времени в два раза больше, чем я с ним прожила. Я рассказала, все, что считала нужным. Вот честно – добавить нечего. Да и не надо!
— Ваша дочь Маша известна как страстная любительница лошадей, ярая защитница дикой природы и автор множества неординарных идей. Это она в вас такая «гусаристая»?
— А у меня нет такой паталогической любви к лошадям как у Маши. В девять лет она вдруг сказала: «Хочу на лошадь!» Откуда это у нее, я даже не знаю. Но не от меня. Скорее, гены моего отца и его охотничьи замашки как-то вот так проявились в ней.
Между прочим, и на актерскую стезю я ее не направляла. Думаете, я хотела, чтобы Маша была артисткой? Нет, конечно. А она в 14 лет снялась в фильме «Ребро Адама», после чего ко мне это уже не имело никакого отношения.
– Внуки — Ваня и Настя — уже вас радуют талантами? — (Перебивает.) Я вам так скажу. Вчера показали фильм о Людмиле Гурченко. Большой, документальный. И там ни слова о Гурченко-артистке.
Весь фильм только об одном: сколько у нее было мужей, что по этому поводу сказала эта, что сказала та… Ужасно это! Поэтому внуков моих не трогаем. Я их люблю – это мои драгоценности.
«МЕНЯ ИНТЕРЕСУЕТ, ЧТО БУДЕТ ЗАВТРА»
— Стендаль в своем трактате «О любви» утверждал, что в жизни человека два главных двигателя – любовь и тщеславие. Что сегодня движет Ларисой Голубкиной?
— С моим тщеславием-то все ясно – полная лажа! А любовь? Она всегда присутствует в жизни женщины. Особенно когда есть дочь, внуки. А еще есть чувство вины – я все время чувствую себя виноватой.
Когда ты — дочь, ты виновата перед родителями, что ты им чего-то недодала. Потом ты жена, и опять виновата – на этот раз перед мужем. (Смеется.) Сейчас уже — перед дочерью, перед внуками.
— В чем на этот раз? — Недокормила, не обласкала до конца. Да, наверное, самое идеальное, когда бабушка кормит завтраком, обедом, «купается» в них. Но в моей жизни такого нет, поэтому чувство вины постоянно сидит в моей голове.
Самое удивительное, что чем сильнее это чувство, тем больше у меня любви появляется, которую никто не видит, не слышит, не знает…
Нет, я не оправдываюсь, не дай бог, а, с другой стороны, ну хорошо, брось тогда театр, забудь о гастролях, концертах. Нет, я это бросить не могу.
— В вашей жизни есть место мужчинам? — Нет, у меня нету мужчин никаких. Ну и хорошо! А почему обязательно надо, чтобы кто-то был?! Есть Андрей Малахов, с которым мы созваниваемся. Есть стилист Саша Корниенко, с которым мы в приятельских отношениях…
Это позиция! Возьмите Марлен Дитрих — знаменитая кинозвезда, толпы поклонников… До какого-то возраста она еще хорохорилась, а потом вдруг решила: хватит. Закрыла наглухо двери и прекратила близкое общение.
Даже если кто-то в дом заходил, что-то приносил – разговаривала только по домашней рации уоки-токи, и никому не показывалась. Я думаю, что в этом есть здравый смысл.
— Чем наполнена ваша творческая жизнь, помимо театра? — Один-два раза в месяц обязательно куда-нибудь езжу с концертами – «вечерами старинного романса».
— Когда-то вы романсы считали чем-то несерьезным, пошловатым. — Не я так к этому относилась, нас так натаскивали на музыкальном отделении ГИТИСа. А на самом деле романсы — это прелесть и красота. Знаете, что приятно?
На моих концертах всегда много молодежи и военных. А самое главное – как они слушают и как аплодируют. После такого приема ловлю себя на мысли: господи, значит, еще могу повлиять на молодежь каким-то образом.
— Ваш коллега по театру Владимир Зельдин объяснял свою работоспособность тем, что всю жизнь вел здоровый образ жизни, не пил, не курил, занимался спортом… У вас есть свои собственные секреты, рецепты как сохранить форму, голос…
— Да никаких особенных секретов у меня нету. Некоторые пьют и курят и также живут до ста лет. Мне кажется, что секрет только в генетике.
Видимо, и у меня в роду были крепыши, которые передали свои гены. Я езжу в Баварию или Швейцарию и отдыхаю там – хожу в горах, но не на лыжах, а пешком, ножками — в день по нескольку километров. И так — 15 лет.
— Для поддержания формы? — Не только… Я в юные годы не занималась спортом как сумасшедшая, но неплохо бегала, увлекалась художественной гимнастикой, настольным теннисом.
Потом был сильно загруженный работой период, когда я честно делала комплекс аэробики «Workout с Джейн Фондой». По 50 минут каждый день! Андрюша так просто переступал через меня, когда я на полу тренировала растяжку.
Кстати, мне это очень помогло! А хождение вообще идеально подходит для моей энергии, темперамента, мировоззрения. В этот момент столько появляется свежих мыслей, всяких планов театральных.
Конечно, ничего из них толком не осуществилось. Но фантазия-то живая! Ну и конечно, дает мне силы. Во всяком случае, никогда не пойду по улице ссутулившись, — всегда расправлю плечи.
— У вас есть какие-то тайные увлечения, интересы? — Я любопытна, активна — меня много чего интересует. Например, сейчас особенно — жизненное пространство.
Вот эта какая-то невероятная необъятность бытия, которую мы пропускаем, когда несемся молодые. Меня интересует наша история, наш сегодняшний день, что будет завтра…
