17 марта народной артистке СССР Юлии Борисовой (1925-2023) могло бы исполниться 99 лет
То, что Юлия Константиновна «самая закрытая» актриса — это еще мягко сказано. Аналогов нет. За всю жизнь – не дала ни одного интервью, в ее дом не ступала нога журналиста, фотографа, критика.
В интернет-пространстве вы не найдете ни одной ее фотографии в детстве, в быту. Не удивлюсь, если все фотоохотники за ее приватными снимками когда-то были испепелены ее взглядом и вымерли как вид.
Даже то, что Борисову в родном театре называли и продолжают называть Королевой, — тоже о многом говорит. Только раздастся знакомый цок-цок-цок ее каблучков… «ОНА приехала!» КТО приехал — всем без слов понятно.
Помню, как несколько лет назад на открытии театрального сезона пришел к Борисовой за автографом для своей коллекции. Сам подойти не рискнул – от робости ноги словно налились свинцом, хотя Юлия Константиновна стояла всего в нескольких метрах.
Передал свою просьбу и редкую ее фотооткрытку (начала 1960-х за 8 советских копеек) через руководителя пресс-службы.
Даже не посмотрев в мою сторону, не меняя своей гордой грациозной осанки, с непроницаемо-каменным лицом, по-королевски скупо черкнула: «Юлия Борисова. 2.10.2015 г.» Богаче меня в тот день человека не было.
Монолог Настасьи Филипповны, «Идиот», 1958 год
Фотографии предоставлены пресс-службой театра им. Вахтангова.
- МОНАСТЫРСКОЕ ВОСПИТАНИЕ
- «ЛУЧШИЕ НОЖКИ ВАХТАНГОВСКОГО ТЕАТРА»
- …И СЕЛА НА СВОЙ ДОКЛАД НА ГЛАЗАХ У ДЕПУТАТОВ
- ОТ НАСТАСЬИ ФИЛИППОВНЫ ДО «ТЕОРЕТИКА СВОБОДНОЙ ЛЮБВИ»
- 25 СЧАСТЛИВЫХ ЛЕТ
- «СЕГОДНЯ УШЛА НАША КОРОЛЕВА»
- «ЛЮБЛЮ. ЮЛЯ»
- «НА СЦЕНЕ НЕ ДЕЛИЛИСЬ НА МОЛОДЫХ И КОРИФЕЕВ»
- «И ВСЕ ЗАТЫКАЛИСЬ»
- «ТЫ ИХ ВСЕХ РАЗДЕНЬ, И ПУСТЬ ОНИ ВСЕ БУДУТ ГОЛЫЕ»
- «ЧУВСТВОВАЛА СЕБЯ ЖЕНЩИНОЙ»
- ПОСТСКРИПТУМ
МОНАСТЫРСКОЕ ВОСПИТАНИЕ
Юлия Борисова появилась на свет 17 марта 1925 года в Москве в семье служащих, людей весьма далеких от искусства. Когда и при каких обстоятельствах девочка соприкоснулась с театром и влюбилась в него, она никогда не рассказывала.
Известно, что воспитывалась будущая прима в строгости и, как позже признавалась, «воспитание получила почти монастырское».
Поэтому, когда она объявила родителям – Константину Ивановичу и Серафиме Степановне, что хочет стать актрисой и будет поступать в Щукинское театральное училище, это вызвало недоумение.
Но девушка, проявив характер, настояла на своем, и настолько понравилась на вступительных экзаменах театральному педагогу Вере Константиновне Львовой, что та, не задумываясь, взяла ее на свой курс.
Розовощекая, с детства склонная к полноте студентка с длинной косой уже через год заставила о себе говорить как о «подающей большие надежды», и вскоре успешно дебютировала на сцене Вахтанговского театра.
Главный режиссер Рубен Симонов ввел Борисову в спектакль «Много шума из ничего» на роль Геро, и от этого старая постановка заиграла новыми красками.
На одно из представлений случайно зашел Сергей Герасимов. После спектакля он сказал Симонову: «Из этой девочки вырастет большая актриса».
Окончив в 1947 году «Щуку», Борисова была принята в легендарную труппу и с тех пор в ее трудовой книжке красовалась одна единственная запись: «Государственный Академический театр имени Евгения Вахтангова».
Любопытно, что перед зачислением в штат руководство посоветовало ей «слегка похудеть». И Борисова решила эту проблему радикально: она начала курить папиросы «Беломорканал», от которых ей становилось дурно, почти перестала есть, быстро скинула 10 килограммов, и потом всю жизнь держала себя в идеальной форме — оставалась стройной, хрупкой и «воздушной».
«ЛУЧШИЕ НОЖКИ ВАХТАНГОВСКОГО ТЕАТРА»
Поначалу Рубен Симонов делал ставку на «великих стариков» — Лукьянова, Мансурову, Пашкову, Толчанова, Гриценко, Плотникова… Как рассказывал актер Михаил Ульянов, «молодняк был в основном на подхвате».
Однажды он даже застал Борисову плачущей – она жаловалась, что «в театре нечего делать, скучно и грустно».
Но потом был поставлен спектакль «Город на заре», объединивший всех молодых — Борисову, Юрия Яковлева, Михаила Ульянова, Вячеслава Шалевича и Василия Ланового.
А уже после следующего спектакля — «На золотом дне» по пьесе Мамина-Сибиряка – актриса, что называется, «проснулась знаменитой».
«Я первые увидел Юлечку в 1955 году, еще студентом первого курса театрального института имени Щукина, — вспоминал народный артист СССР и многолетний партнер Борисовой Василий Лановой.
— Весной все училище пригласили на просмотр спектакля «На золотом дне». В нем фантастически играли Юлия Борисова, Михаил Ульянов, великие старики Вахтанговского театра.
Обычно все студенты-первокурсники актерского факультета считают себя гениями, поэтому мы поначалу были настроены очень скептически: «Давайте, покажите, посмотрим!».
Но после спектакля весь наш снобизм исчез: мы поняли, что рядом с этими великими актерами мы — пигмеи.
В этом спектакле Юлия Константиновна играла Анисью Молокову, и уже тогда проявилось замечательное свойство ее таланта: когда Юлия Константиновна выходила на сцену, от нее нельзя было оторвать глаз. Не потому, что она была красива. В ее таланте есть необычайное внутреннее притяжение. Даже если на сцене два или три актера, глаз невольно останавливается на ней».
Именно после спектакля «На золотом дне» начался стремительный взлет Борисовой – «она как самолет на взлете набирала высоту».
Валя — в «Иркутской истории», Настасья Филипповна — в «Идиоте», Гелена — в «Варшавской мелодии», Клеопатра — в «Антонии и Клеопатре»… И, разумеется, прекрасная Турандот в «Принцессе Турандот», где в течение 20 лет она даже «не играла, а царила».
Люди стояли ночами за билетами, записывали на ладонях номерки, чтобы попасть «на Борисову», а после спектакля устраивали овации и забрасывали сцену цветами.
«Я очень хорошо помню студенческие годы, когда учился в «Щуке» — делился актер театра им. Вахтангова, ректор Театрального института им. Щукина Евгений Князев.
— Проходишь вечером мимо служебного входа после окончания спектакля, а там уже собралась половина зала в ожидании Юлии Константиновны. И как они ее провожали — цветами, аплодисментами! Такая была ее слава».
«Юля — человек особенный. Я ее знаю так долго, что просто страшно выговорить, — рассказывала одна из старейших актрис театра Галина Коновалова. — Ведь что такое театр и что такое женская участь в нем?
Для этого должно быть несколько моментов: талант, случай и свой режиссер. Юле везло на режиссеров, к тому же у нее такие актерские данные, что она перепрыгивает через рампу.
Потому что, когда Рубен Симонов репетировал с ней и Мишей Ульяновым «Варшавскую мелодию», то я сидела на всех прогонах и видела, как Юля оттачивает до последнего миллиметра роль, после чего сказала ей: «Если бы я была мужчиной, то влюбилась бы в тебя».
Василий Лановой: «Помню, как мы играли «Турандот» в Австрии. В зале сидели мужчины во фраках, дамы в мехах, высокомерные, наглые и снисходительно на нас смотрели: давайте, развлекайте.
Знаете, что было в конце спектакля? Дамы срывали с плеч лис и меха, махали ими в воздухе и кричали от восторга. Так было почти во всех странах.
Юлия Константиновна замечательно играла Турандот: ее принцесса была невероятно красивой, обаятельной, капризной, а в конце спектакля — нежной и женственной, как сама любовь».
Заслуженный артист России Евгений Федоров: «Почему-то сейчас вспомнил наши гастроли в Париже, куда мы привезли «Иркутскую историю».
Как же она играла! Много об этом писали, а Жан-Поль Готье в своей рецензии помимо отменной актерской игры написал о ее великолепных ножках. Но они же действительно великолепны — лучшие ножки Вахтанговского!»
Народный артист России Вячеслав Шалевич: «Во-первых, это не простая артистка, а великая. И великолепная партнерша. Она влюбляется в партнера и своей страстью, которой невозможно противиться, доводит его до уровня своего мастерства.
Это я испытывал много раз. То же самое было и с Ульяновым, и с Яковлевым, и с Лановым… Она так играла, что ни одна актриса не жаждала после нее выходить — никто не смел даже завидовать ее таланту».
В 36 лет Юлия Борисова получила звание народной артистки РСФСР, а 1969‑ом – стала «Народной артисткой Советского Союза».
…И СЕЛА НА СВОЙ ДОКЛАД НА ГЛАЗАХ У ДЕПУТАТОВ
О характере Юлии Константиновны в театре ходили легенды. С одной стороны, была принципиальна настолько, что если кто-то с ней поссорится, то раз и навсегда – «примирение невозможно».
Никогда не участвовала в интригах и дрязгах, не принадлежала ни к одному театральному клану. При этом без малейшего намека на звездность, ни капли высокомерия ко всем сотрудникам театра, независимо от «ранга».
Боготворила всех своих партнеров, хотя порой ей от них «доставалось». Например, почти после каждого спектакля, где Борисова играла в паре с Михаилом Ульяновым, ее тело было… в синяках.
Тем не менее, она только посмеивалась, рассказывая «о мощи и неистовом темпераменте сибирского здоровяка».
А об этом случае поведал сам Михаил Александрович Ульянов. «В 1967 году нашем театре был поставлен спектакль «Виринея». Мне и Юлии Борисовой нужно было в темноте перебежать из одного места в другое.
И вот в этой тьме мы рубанулись с ней головами так, что я впервые в жизни увидел, как искры летят из глаз. Значит, ахнулись в темноте лбами — при том, что, понятное дело, мой лоб крепче, чем ее.
Другая бы мне устрой скандал — вы представляете, какую актриса, тем более взнервленная спектаклем, может устроить истерику. Но ничего подобного. Ни истерики, ни упреков. Этот случай совсем незначительный, но о характере, как мне думается, говорит многое.
Она абсолютная максималистка. Милая, обаятельная женщина, наивная в чем-то, а во многих вещах непоколебимая: это Юлия Борисова».
Василий Лановой вспоминал о другой экстремальной ситуации. «Однажды мы закрывали сезон «Принцессой Турандот» и у меня почти пропал голос. Мой дублер уже куда-то уехал, и я решил, что буду играть: не отменять же спектакль!
Играл хриплым, тихим голосом. Знаете, что сделала Юлия Константиновна в первой же нашей совместной сцене? Она стала говорить так же тихо, как я. Юлия Константиновна всегда помогала своим партнерам».
Еще одна занимательная черта Юлии Борисовой, на первый взгляд, не вяжущаяся с железным характером – это ее актерская вера в приметы.
Знаменитый случай, как Юлия Константиновна, будучи депутатом Верховного Совета СССР, пошла выступать с докладом на трибуну, уронила свой текст на пол и… села на него на глазах у всего зала.
Все ахнули! Настолько эта примета (уронил текст, надо сесть, иначе потеряешь роль) была у нее в крови.
ОТ НАСТАСЬИ ФИЛИППОВНЫ ДО «ТЕОРЕТИКА СВОБОДНОЙ ЛЮБВИ»
Хорошо помню, как посмотрев в детстве фильм «Идиот», я недоумевал: почему актриса, так мощно сыгравшая Настасью Филипповну, практически больше не снималась в кино.
С годами понял: актриса решила не расплескиваться и всю свою творческую жизнь посвятить родному театру. Хотя безумно жаль: какие киношедевры с ее участием могли бы появиться…
Всего трижды Юлия Константиновна сделала исключения. В 1948 году двадцатитрехлетняя Борисова снялась в драме «Три встречи», десять лет спустя — в «Идиоте» Ивана Пырьева, и, наконец, в 1969 году сыграла женщину-дипломата Елену Кольцову (ее прототипом служила знаменитая революционерка Александра Коллонтай) в биографической картине Георгия Натансона «Посол Советского Союза».
Две последние ленты успех имели колоссальный, давно стали культовыми, а ее исполнение – признано эталоном актерского мастерства на экране.
Георгий Натансон рассказывал, что приступая к съемкам, никого кроме Борисовой в роли Кольцовой снимать не хотел. Либо она, либо – фильма не будет.
«При первом же телефонном разговоре, — вспоминал режиссер, — я получил отказ. «Я — не киноактриса, — сказала мне Юлия Константиновна. — Да, я с радостью снималась у Ивана Александровича Пырьева.
То время — одно из счастливых мгновений в моей актерской судьбе. Вряд ли еще встречу режиссера, который так же уважал бы мой талант, преклонялся передо мной как актрисой». «Но это очень интересный образ! — уговаривал я.
— Умница. Владела всеми европейскими языками. Красавица. Генеральская дочь, она ушла в революцию. Наконец, теоретик любви как «стакана воды — выпито и забыто». Услышав это, Борисова рассмеялась».
И согласилась сниматься: нарисованный режиссером образ ей понравился. Зато после поставила в своей кинокарьере жирную точку. Сколько бы ее потом ни уговаривали – кремень! Телеспектакли – другое дело.
25 СЧАСТЛИВЫХ ЛЕТ
По своему личному журналистскому опыту знаю: если актера Вахтанговского театра вы спросите о перипетиях его личной жизни, то готовьтесь к тому, что разговор может быть закончен немедленно. Здесь это не принято.
Юлия Борисова всегда говорила: «Биография артиста – в его ролях». Но, как известно, «шила в мешке не утаишь». И в личной жизни Юлии Борисовой страсти когда-то тоже бушевали – не скажу, что шекспировские, но нешуточные.
Галина Коновалова: «Ее муж — заместитель директора театра Исай Спектор долгие годы дружил с нашей семьей. Он был женат дважды, а потом заприметил в Щукинском училище Юлю — толстенькую, розовощекую девочку…»
Рассказывают, что к моменту их знакомства женихом Борисовой был Евгений Рубенович Симонов, сын главного режиссера. Он ставил «для Борисовой» спектакли, все шло к их свадьбе.
Но случилась роковая встреча — сначала на улице, затем в театре. Увидев импозантного мужчину в плаще и шляпе, актриса поинтересовалась у коллег: кто это?
«Исай Спектор, — ответили ей. – Бывший директор фронтового Вахтанговского филиала, а сейчас – замдиректора театра». И все – это была любовь на всю жизнь.
Не знаю, быль это или миф, но, говорят, с новогоднего праздника в театре они ушли вместе. Наутро Борисова искренне попросила у Евгения Симонова простить ее, а тот, не приняв объяснений экс-возлюбленной, от отчаянья влепил ей пощечину…
Борисова и Спектор поженились в 1948 году, через два года родился их единственный сын – Александр Борисов. Супруги прожили вместе 25 счастливых лет.
Когда 13 апреля 1974-го Исай Исаакович внезапно умер от разрыва сердца, Юлия Константиновна должна была вечером выходить на сцену в «Принцессе Турандот». Она стоически отыграла спектакль, затем на два дня заперлась в своей комнате.
Галина Коновалова: «Юля не ела, не пила, а потом вышла и сказала: «Надо жить дальше». Она очень любила Исая, хотя он не был красивым мужчиной, но был таким умницей и благородным человеком, что не влюбиться в него было невозможно.
После его ухода из жизни Юля никогда больше не вышла замуж и никого из поклонников не приблизила к себе, хотя их у нее было очень много. Тот же Алексей Арбузов сходил по ней с ума и посвятил ей «Иркутскую историю».
«СЕГОДНЯ УШЛА НАША КОРОЛЕВА»
Юлия Борисова осталась вдовой в 49 лет. И с тех пор посвятила себя сыну, двум внучкам, а затем правнукам. Ну и, конечно, родному театру, где королевствовала еще почти пять десятилетий.
И своим принципам не изменяла. Не снималась в кино. В тяжелейшие для театра «девяностые» отказалась играть в антрепризных спектаклях, заявив: «Я в юности не гналась за популярностью и славой, так почему должна начинать спустя столько лет!»
«Я никогда не была ни в одном косметическом кабинете, не делала зарядку, хотя и сейчас легко могу достать до пола и сделать кульбит… — говорила актриса.
— Я до сих пор играю в Театре Вахтангова, очень люблю наше молодое поколение актеров, они заряжают меня силой и энергией».
До 96 лет Борисова выходила на сцену – играла в спектаклях «Пристань», «Евгении Онегине» и философской комедии «Возьмите зонт, мадам Готье!», поставленной специально «на нее».
Когда силы стали иссякать, писала своим коллегам-вахтанговцам замечательные письма, которые зачитывались на собраниях труппы.
Юлия Константиновна Борисова скончалась 8 августа 2023 года. В этот день в Москве стояла адская жара, врачи сказали, что ее организм не выдержал этой душегубки …
«У Театра им. Вахтангова случилась величайшая трагедия, — в тот же день заявил актер театра и ректор Театрального института им. Щукина Евгений Князев. — Ее можно сравнить с уходом из жизни королевы Елизаветы II для Англии. Сегодня ушла наша Королева…»
Самая закрытая актриса завещала проводить ее сугубо в кругу родных, без публичной церемонии прощания в театре, и ее последняя воля была исполнена. Юлию Константиновну похоронили на Даниловском кладбище Москвы рядом с сыном и матерью.
«ЛЮБЛЮ. ЮЛЯ»
Во вступлении я написал: «в ее дом не ступала нога журналиста, фотографа, критика». По сути это так и есть.
Но в 21 веке Юлия Константиновна сделала единственное исключение – она впустила в свой дом известного театроведа Веру Максимову, которая в течение нескольких месяцев записывала в блокнот и на диктофон свои беседы с Борисовой.
В результате свет увидела замечательная книга «Люблю. Юля», в которых актриса раскрылась совершенно по-новому. Предлагаю несколько ярких фрагментов-монологов Юлии Константиновны.
«НА СЦЕНЕ НЕ ДЕЛИЛИСЬ НА МОЛОДЫХ И КОРИФЕЕВ»
«В Вахтанговском театре не было «проверяющего глаза» МХАТовцев второго поколения. Вахтанговские «старики» другие. В частной жизни – одно. Важная Алексеева с лорнетом… Мансурова, оправлявшая рыжие свои волосы… На сцене – другое.
На сцене все забывалось. Что они гениальные и великие. Он твой партнер и он сейчас твой человек. На сцене не делились на молодых и корифеев.
Это средний возраст, а это молодой. В «На золотом дне» только я и Миша Ульянов – были молодые. А остальные все – великие: Бубнов, Некрасова, Понсова, Липский. Грандиозные.
Помню, как в «Двух сестрах» Ф. Кнорре меня обнимала Алексеева – мой Бог. Обнимает, а я прижимаюсь к ее груди и слышу, как у нее все хрипит внутри… Что-то у Елизаветы Григорьевны с легкими было. Она мою мать играла.
И руки ее помню – такие ласковые, как у матери только и бывают. И такое доброе лицо. И, конечно, не помню я совсем, что она – народная–разнародная. Моя мать – и все. И никакой робости на сцене у меня не было.
Робость была, когда великие приходили к нам за кулисы, в гримерные приходили. Через лорнет, как Алексеева, рассматривали нас… И на самой первой читке пьесы по ролям боязно было. Мы начинаем, а они присматриваются к нам, слушают…
Хотят понять, что мы можем, чего не можем. Но вот пошла работа, и никаких старших, великих, легендарных уже нет. Все равны».
«Когда Лариса Пашкова играла в «Двух сестрах» мать Люси, меня спрашивали: Юлька, ты не боишься на сцену-то выходить? Она тебя сейчас укусит за ухо!.. Смеются, конечно…
Я выхожу и вдруг слышу: Рубен Николаевич из зала говорит: «Лариса, обнимите Юлю и прижмите ее к себе…» Думаю: «Ой! Что сейчас будет?..» И вдруг чувствую мягкие, ласковые руки меня обнимают…
Никогда личные отношения на сцену не выносились. Вот это – заслуга Театра Вахтангова. Стоят на сцене равные актеры. И все одинаково нервничают – великие и не великие…»
«И ВСЕ ЗАТЫКАЛИСЬ»
«У нас в театре был культ обслуживающего персонала. Был, например, машинист сцены Петя. Ему Астангов говорил: «Петя, там с падугой что-то не то… Поправить нужно». И получал в ответ: «Чево-чево ?!.. Ты играй лучше!..» И все «затыкались».
Цецилия Мансурова сыграла плохо старуху в «Седой девушке». Единственную за всю жизнь не удавшуюся роль. Старух вообще играть не умела. Ее ругали.
Прятали от нее глаза. Она обижалась и говорила: «А вот Катя-гримерша меня сегодня похвалила…» Если бы не постановочная часть, я ушла бы из театра…»
«Режиссер должен увидеть, как я к нему отношусь. Он должен оценить мою готовность сделать, все, что он просит. Чем ты больше разговариваешь с режиссером, тем ты меньше умеешь и меньше успеваешь на репетиции сделать.
Мне нравится, что актер – Инструмент. Режиссер начинает «на мне» играть. А я должна делать. В этом суть актерской профессии».
«Даже если чувствую недостаточность режиссера, я знаю: роль моя и выбираться – мне… Отвечать за его ошибки буду я… И за мои ошибки…
Меня не смотрит ни одна моя приятельница из театра. Я не позволяю. Ни на одной репетиции я не разрешаю им быть. Не хочу, чтобы они присутствовали в зале. Я работаю и режиссер».
«Партнер заставляет меня делать то, что я и не предполагала делать. Гений в этом – Юрий Васильевич Яковлев. Он для меня – лакмусовая бумажка.
Вот я с ним выходила на репетицию, и – ни у него кабинетной работы за спиной, дома – ни у меня. Мы идем на репетицию – сейчас. Мы будем репетировать – сейчас.
Вот мы встретились, он не подготовлен, и я не подготовлена, начинаем… и вдруг между нами случается нечто удивительное. И это удивительное, заранее не приготовленное, может стать самым неожиданным, прекрасным на сцене…
Это – Богом поцелованный актер. Сейчас – все гении, все великие… Но Щукин, Рубен Николаевич, Гриценко, Яковлев – Великие актеры».
«ТЫ ИХ ВСЕХ РАЗДЕНЬ, И ПУСТЬ ОНИ ВСЕ БУДУТ ГОЛЫЕ»
«Я всегда играла на художественном совете в тысячу раз хуже. Мой ближайший друг, Владимир Осенев – замечательный актер, искренний, открытый, честный, интеллигент – сказал:
«Она сегодня на худсовете играла ужасно. Я ее вчера видел. Это было все другое. Она замечательно играла вчера».
Аллка Парфаньяк говорит: «Хорош друг! Чего же он тебя заваливал-то?» А он меня не заваливал. Он правду говорил. Как только худсовет, я была полный труп.
Мне казалось, что в зале сидит снежная королева, и на меня – вихрь холода, метельное у-у-у-у-у… И меня всю замораживает… Морозит меня оттуда. Чего никогда не бывает со зрительным залом.
Толя Кацынский это знал и пытался рассмеивать меня… Единственный человек, который перед показом худсовету заставлял меня улыбнуться.
Шелестя белыми губами, перечисляю ему тех членов худсовета, что будут присутствовать, оценивать и смотреть… Алексеева, Мансурова, Астангов…
А Толя в ответ: «Ну и что? Ты их всех раздень и пусть они все будут голые… Рубен совершенно голый, и Алексеева – голая, и Мансурова тоже…» И так он об этом говорил, какая у кого будет фигура, что я начинала смеяться… Но худсоветов боюсь по сей день».
«ЧУВСТВОВАЛА СЕБЯ ЖЕНЩИНОЙ»
«Вася (Лановой) – рыцарь… После смерти Исая я все накрывалась какими-то темными тряпками до самых глаз. Однажды надела прежнее платье – любимого бирюзового цвета. Василий Семенович тут же заметил: «Как же вам это идет!»
В поездках на гастроли заботился, c чемоданами помогал. Сам смотрел для меня номер в гостинице, чтобы холодильник был, тепло было. Если надо, и мебель передвинет…
Я никуда не выхожу, а с диетической моей едой все равно все просто: он сам все оговаривает, к кому-то бежит. А наутро: «Как я провела ночь? Они идут завтракать, не пойду ли я с ними…»
Я оживала… Чувствовала себя женщиной…»
«Театр соткан из парадоксов. У Юры Волынцева приближалось пятидесятилетие. Наш молодой режиссер Светлана Джимбинова нашла пьесу, и Юра стал умолять меня сыграть вместе с ним.
Он никогда не просил, а именно – умолял, ожидая, что ему обязательно откажут: «Как бы я хотел, чтобы Вы, Юлия Константиновна, это сыграли… Прочтите пьесу, я вас очень прошу! Вы скажете, что я не сумею это сыграть… Но Юлия Константиновна, я Вас очень прошу!
Я читаю пьесу дома. Вижу, что там у него роль героя-любовника, чего Юра никогда не играл… В театре на нем «клеймо»: «Пан Спортсмен» телевизионного «Кабачка 13 стульев»…
Это всегда меня бесило!!! Волынцев совсем не «Пан Спортсмен»!.. Видели, как он играл Шмагу?… Никогда, никому эту роль не удавалось так сыграть…
И ведь вот что подло! Все в театре понимали, что он замечательный, тонкий, глубокий, с прекрасным чувством юмора артист, но ролей, где он мог бы проявиться, не давали.
Даже если бы он сыграл какого-нибудь генерала, или «большого командира производства» это был бы совсем особенный человек… Неординарный , в котором жила бы душа и не было бы проглоченной железной палки… Но эти роли играли другие люди.
И вот я прихожу на следующий день в театр и говорю: «Юра, я согласна». Вы бы видели, что сделалось с этим человеком… Он, не привыкший ни к чему хорошему, ни к ласке, ни к уважению, заплакал…»
ПОСТСКРИПТУМ
«Я не знаю, как у меня прошла репетиция – хорошо или плохо. В доме не знают, как у меня прошла репетиция. Я ничего не рассказываю. Дом закрыт. Театр для моего дома закрыт.
…Моего голоса, если это не был спектакль или репетиция, нигде не было слышно…
Когда была членом худсовета, мне, естественно, приходилось выступать. Но больше нигде, никогда, ни на одном собрании меня не видели… Я только здоровалась и сидела одна в своей гримерной. Приходила лишь на репетиции и на спектакли».
«Помешала ли я кому-нибудь в театре? – Не знаю, почему… Никого не толкнула… Никому не перешла дороги… Так мне говорили на юбилеях. Пьесы ни у кого не «отбирала»: авторы на меня пьесы носили.
На своем юбилее Лариса Пашкова на глазах всей труппы каялась и просила у меня прощения. Уже после окончания торжества она стояла в боковом фойе, обнимала внука.
Я всегда чтила ее как актрису и всегда ходила на юбилеи, потому что это – праздник театра. Я пришла. Она в конце стала всех благодарить. Говорит, как жалко, что кончается этот чудесный день и вообще – все кончается. Я стою в стороне.
И вдруг она ко мне поворачивается и произносит на все фойе, громко: «Вот здесь стоит Юля Борисова… Я хочу попросить у нее прощения за то, что так портила ее жизнь…» У меня брызнули слезы. Ведь случилось же! И потому я верю, что со мной – высшие силы…
Я никого не осуждаю. Все, что я хотела, что себе обещала, я сделала. Всего добилась только с помощью театра. Ни одна бы актриса так не состоялась.
…Мне стоит в театр войти, как жить хочется! За это жизнью заплачено. Может быть, это потому, что я верю в Бога».
