Много лет назад, в далеком 1971 году, произошла эта судьбоносная встреча. Молодой человек и девушка назначили друг другу свидание на станции метро «Кузьминки».
Удивительно то, что до этого они ни разу друг друга не видели. Молодым человеком был Михаил, и эта история, начавшаяся тогда, продолжалась несколько десятков лет…
В ту пору Михаил работал в небольшом оркестре, игравшем в московском ресторане «Варшава» на Калужской площади. Ресторан служил излюбленным местом сбора картежников, бильярдистов и любителей делать ставки на бегах.
Михаилу едва исполнилось двадцать три, денег у него водилось достаточно, и он вовсю наслаждался жизнью плейбоя — разъезжал на такси, курил «Marlboro» и не отказывал себе в хорошем виски.
Однажды товарищ-барабанщик, с которым они вместе играли, предложил Михаилу познакомиться с классной девушкой, подругой его возлюбленной.
Встречу назначили в ближайшее воскресенье, в полдень, а вечером планировали вместе отправиться в ресторан на работу.
И вот, ровно в двенадцать, Михаил входит в совершенно безлюдный вестибюль метро. Никого, кроме симпатичной блондинки в каракулевой шубке.
— Лёнь, это она? — нерешительно спрашивает приятеля Михаил. — Наверное. Больше-то никого нет… Если честно, я эту девицу в глаза не видел, — растерянно отвечает тот.
Недолго думая, Михаил бодро направляется к незнакомке. — Девушка, вы ведь меня ждете? — Уж точно не вас! — ледяным тоном парирует блондинка и демонстративно отворачивается.
Михаил мигом смекнул, что имеет дело с особой строгих нравов, которая им явно не подходит. Вернулся к другу, еще минут пятнадцать прождали — безрезультатно. Девушка стоит, они стоят, больше в вестибюле — ни души.
Тогда приятель из телефона-автомата звонит своей даме сердца: — Куда запропастилась твоя подруга? Мы до сих пор торчим в метро. Тут только одна девица ошивается, но утверждает, что ждет не нас. Беленькая такая, миниатюрная, в каракуле… А, так это она?!
— Ну все, теперь твой черед подкатывать, мне уже неловко! — подначивает товарища Михаил. Леониду удалось замять ситуацию, и вся компания отправилась к его зазнобе.
Взяли вина, но тут выяснилось, что Рита, а именно так звали строптивую незнакомку, не пьет — ей на работу в ночную смену.
Пригубили по бокалу, разбрелись по комнатам… Вскоре до Михаила дошло, что на его поползновения не реагируют, и это явное «динамо». В конце концов Рита выдает:
— Ты, конечно, симпатичный парень, но для меня все слишком быстро происходит, я пока не готова. Проводишь меня домой?
Делать нечего, пришлось ловить такси и везти даму восвояси. Благо, жила она неподалеку, в тех же Кузьминках. Михаил хотел обменяться телефонами, но Рита, взяв его номер, свой так и не дала. У подъезда попытался ее поцеловать, но девушка ловко увернулась.
Правда, рядом ошивались любопытные соседи… Рита скрылась в подъезде, и незадачливый ухажер решил, что на этом их знакомство бесславно завершилось. Но не тут-то было! Через неделю Рита сама позвонила, и закрутилось-понеслось…
Родители у нее оказались строгими. Отец — заслуженный железнодорожник, мать — учительница на пенсии. Дочь и думать не могла заявиться домой позже половины одиннадцатого!
Михаил же, напротив, рос вольным казаком. В пятилетнем возрасте потерял маму. Мальчик остался на попечении бабушки.
Отец завел новую семью, в которой подрастал еще один сын. Они жили отдельно, а уж обвести старушку вокруг пальца Михаилу не составляло никакого труда.
В один прекрасный день, когда отец с мачехой укатили, оставив Михаилу ключи от своей двушки на Ленинском проспекте, он, недолго думая, привел туда Риту… Девушка оказалась крепким орешком, и на то, чтобы растопить ее сердце, ушло немало времени и сил.
Она была очень правильной и мечтала, чтобы все случилось по-честному, дождавшись того самого момента, когда ОНО просто обязано произойти.
Рита была удивительно миловидной и к тому же большой умницей. Голосок — звонкий, прямо как колокольчик. Если незнакомец услышит ее по телефону, решит, что говорит с ребенком.
Влюбленные не отлипали друг от друга — ходили в кино, в кафе, Рита частенько заглядывала на джем-сейшены Михаила…
Но в один далеко не прекрасный день подруга оклеветала Риту, нашептав Михаилу: — Она ведь не только с тобой крутит, у нее и другой хахаль имеется…
Парень воспринял весть крайне болезненно и сгоряча нагрубил возлюбленной по телефону. Рита так расстроилась, что угодила в больницу с нервным срывом.
А Михаил, не будь дураком, рассудил: «С меня хватит, больше с ней знаться не желаю!» Да только сердце упрямо ныло и щемило…
В итоге Михаил задумал сорваться на Колыму, в Магадан… Как раз в то время у него начались крупные неприятности.
Помимо ресторана «Варшава», они с ребятами частенько играли в молодежном кафе «Синяя птица», прибежище продвинутой публики — спекулянтов, фарцовщиков и прочих вольнодумцев.
Москва в те дни готовилась к визиту президента Никсона, и как-то раз, болтая за кулисами, студенты МГУ обмолвились при Михаиле о готовящейся демонстрации протеста.
Естественно, среди завсегдатаев притона всегда находились стукачи, исправно докладывающие куда следует о подобных разговорчиках.
Закончилось все тем, что Михаила вызвали на ковер в отделение милиции и настоятельно порекомендовали:
— Ты бы, паря, лучше по специальности трудился. Государство из тебя дирижера сделало, вот и вали-ка ты в Красноярский музыкальный театр, там такие кадры ох как нужны…
— Да вы что, не потяну я! — попробовал отбрыкаться Михаил.
— Смотри, второй раз уговаривать не станем! Короче, из Москвы тебе лучше уехать по-хорошему…
И тут прямо в тему — письмо от знакомых музыкантов из Магадана, зазывают, мол, в ресторан «Северный» оркестр позарез требуется.
Недолго думая, Михаил закупился аппаратурой в долг, уломал ребят из оркестра рвануть с ним за длинным рублем. Перед отлетом позвонил Рите и выдал душещипательную тираду: «Все у нас было замечательно, но больше мы не свидимся. Если я в чем виноват — прости».
До взлета оставались считанные минуты, Михаил уже стоял на трапе, как вдруг на летном поле возникла она. Рита отчаянно замахала рукой, словно героиня мелодрамы, взревели двигатели, неумолимо унося его все дальше…
Рита осталась на земле, а Михаил улетел на Север, в новую жизнь.
В магаданском ресторане «Северный» песни без чаевых можно было заказывать только в первые сорок пять минут.
Музыканты лабали всякую попсу, пока зал постепенно заполнялся публикой. А потом — бабах! — и понеслось: «А я еду, а я еду за туманом…» Вместо «тумана», правда, частенько вставляли «за деньгами».
Новая жизнь манила и будоражила. Местные девицы на шею вешались без лишних церемоний — видать, приелись им до чертиков аборигены, а тут залетные столичные музыканты, свежая кровь!
Да и сам Михаил, свободный от семейных уз, позволял себе немало вольностей — а почему бы и нет?
И все же сердце нет-нет да щемило — любимая осталась на материке, а он застрял тут, на краю света…
Не утерпев, черканул Рите письмецо: «У нас все было так здорово, я каждый день, проведенный вместе, помню и жутко жалею, что все вот так вышло». Ответ пришел обнадеживающий: «Мы ведь не расставались, и ничего у нас не закончилось».
В ту пору Михаил ютился у главного авторитета города Валерки Коробкова. Они с дружком Жорой Карауловым, прозванным негласным мэром Магадана, души не чаяли в музыкантах. Уж если Жора, скрипя зубами, изрекал свое грозное «Я — Жора!», значит, дело серьезное.
Лишнего беспредела он в городе не допускал. Сказано Жорой — закон! Однажды он предложил Михаилу: «Чего ты там со своими корешами впятером в каморке на одном диване толчешься? Давай к нам перебирайся, у нас места навалом».
Это дружеское предложение, конечно, было равносильно приказу. Жора с Валеркой обожали оркестр, ни одного выступления не пропускали.
Надо сказать, магаданские бандиты тогда еще вызывали у Михаила некоторую симпатию. Это вам не беспредельщики лихих 90-х!
Валерка Коробков был борцом и боксером, патологически ленивым, но обаятельным до невозможности. Он фанател от джаза, выписывал записи аж из самой Японии.
У него были крутейшие по тем временам японские магнитофон и колонки — пределы мечтаний советского меломана! И у Михаила, и у его друзей-бандитов водились немалые деньжата, девчонки табунами ходили. В общем, жизнь била ключом и искрила весельем…
Переехав к Валерке, Михаил мигом стал своим в доску, авторитетным. Никто в городе не смел его и пальцем тронуть! Бывало, конечно, случались всякие нештатные ситуации, но Михаил всегда оставался неприкасаемым.
Правда, жить приходилось строго по понятиям. Как-то раз Жора восседал в «Северном» в компании солидных немолодых мужиков. Бог весть кто они были — то ли старатели, то ли откинувшиеся зеки.
Михаил по простоте душевной подсел к ним за стол, но Жора мгновенно осадил: «Ты чего приперся, тебя звали?..»
Этот урок Михаил усвоил навсегда: можно запросто подсаживаться к члену своей семьи, но вот к корешам, если они с посторонними, ни-ни, только по личному приглашению!
С Валеркой они знатно сдружились, и Михаил разоткровенничался ему про Риту, даже зачитал кусок из ее письма. «Да она же твоя судьба, звони ей сейчас же!» — безапелляционно заявил Валерка.
Михаил набрал заветный номер: «Приезжай!» Перевел любимой деньжат на дорогу. Рита наплела родне, что отправляется с подружкой в Дагомыс, а сама рванула в Магадан. К тому времени Михаил уже разжился отдельной квартирой.
Поженились они 2 января 1971 года. Отметили Новый год, а на следующий день созвали человек двадцать гостей и отгуляли свадебку. Платье невесте купили, а фату Рита и сама смастерила.
Суровый Магадан, прямо скажем, не лучшее место для приличной московской девушки из хорошей семьи. Считай, каждый второй здесь либо сидел, либо охранял.
Рыбаки да золотоискатели отпуск раз в три года получали: гребли деньжищи лопатой, пять месяцев куролесили на материке, а возвращались назад в чем мать родила, пропив-прогуляв всё до нитки.
Многие спивались вчистую, слетали с катушек. Жили молодые на улице Парковой, так через парк даже мужики поодиночке старались не шастать: бродяжья шелупонь — спившиеся моряки, бывшие старатели и зеки, не сумевшие приспособиться к нормальной жизни, — запросто могли пришить за здорово живешь.
Модные в ту пору нейлоновые пальто с подстежкой выручали: ребята в подкладку петельку пришивали и вставляли в нее увесистый молоток (нож-то с собой таскать зазорно, можно и срок схлопотать ни за понюх табаку!).
Со всего Союза необъятного съезжался в Магадан народец, желающий по-быстрому озолотиться старательским промыслом. Кто-то сдавал добытое золотишко по осени, загребал кругленькую сумму и прощался с Севером, а другие пускали здесь корни.
Немало известных ныне личностей держали в ту пору крупные старательские артели. Самой масштабной заправлял Вадим Туманов: сам отмотал приличный срок и брал к себе бывших зеков, которых остальные сторонились как чумы.
А уркаганы его уважали и вкалывали будь здоров. Когда Союз развалился, Туманов подмял под себя чуть ли не все московское строительство. Была на Колыме и знаменитая артель некоего Совмена.
Прозвище у мужика было такое занятное — вроде как «советский человек» по-английски, но на самом деле, его Хазретом Меджидовичем звали, и был он по национальности адыгейцем.
Позже раскрутил серьезный бизнес, даже в президенты родной Адыгеи баллотировался. Но все это будет потом, а пока один местный фраер, некто Володя Веселкин, развлекался тем, что заваливался в ресторан, заказывал ящик шампанского и начинал поливать из бутылок проход между столиками, ведущий к сцене.
И сразу же денежным дождем осыпал оркестрантов: «Эта песня посвящается всем присутствующим здесь доблестным рыбакам!»
Рыбаки сперва маленько офигевали, но быстро въезжали в тему и не отставали, стараясь переплюнуть выпендрежника… Когда Володя заруливал в кабак, у музыкантов случался мегажирный заработок!
Нравы в Магадане царили, прямо скажем, лихие. В том же «Северном» трудилась официанткой некая Лидка — видная собой молодайка, приехавшая из Омска за длинным рублем.
Много их тогда, этих девах, со всех медвежьих углов необъятной Родины понаехало. А в городе полно всякого проходимца с деньгами — картежники, аферисты, ну и вертких кавалеров хватало.
Некоторые официантки особо не ломались, уступали кавалерам, коли холостые были. Ну а замужние тоже порой не отставали…
В общем, пошел слушок, что Лидка загуляла с кем-то на стороне.
А Лидкин муж, на минуточку, был золотодобытчиком. С начала мая уходил в тайгу к своему прииску, иногда и на зиму оставался в лесу. Так молодая, полная сил бабенка видела супруга от силы пару-тройку недель в году.
И надо же такому случиться — нагрянул он внезапно с участка. Заявился в ресторан с дружками, уселись за столик, как обычные клиенты. Лидка вокруг них юлой вертится, бегает, обслуживает.
Поначалу муж тихо-мирно сидел, пока не набрался. А набравшись, возьми да и тяпни ненаглядную за нос. Лидке потом нос пришивали. Но ничего, зажило, смирилась, опять с благоверным своим буйным сошлась…
Суров был Магадан, ох суров, но Ритуля за Михаилом, как за каменной стеной жила. И ведь не раз приходилось ему за честь жены в бой кидаться.
Как-то под Новый год, за пару дней до свадьбы, сидит Рита, уже на сносях, за столиком с друзьями Михаила, а жених на сцене поет, глаз с нее не сводит.
И тут, откуда ни возьмись, какой-то поддатый хмырь Риту на танец тащит. Та, естественно, отказала. Ну, он возьми, да и плесни ей шампанским прямо в лицо.
У Михаила аж в глазах потемнело от гнева, но куда деваться — поет, не остановишься. А этот, как ни в чем не бывало, другую девицу в танце закружил, а как поравнялись они со сценой, Михаил возьми микрофон потяжелее, да как засветит наглецу в табло!
Тут уж потасовка покатилась по всему кабаку. Могло бы все для Михаила очень скверно обернуться — негодяй-то был не один.
Да только в ресторане в ту ночь гужевались Жорка с Валеркой, а уж этим только повод дай! В момент подоспели. Много еще подобных случаев было…
С четырех до шести дня «Северный» закрывался на перерыв. Забежали раз Михаил с Ритой за полчаса до открытия сцену подготовить к вечерней программе. Занят всего один столик, за которым шумно и весело квасят трое уже изрядно поддатых рыбаков.
Официантка вокруг них бегает, на посылках у них: то директора позови, то убери со стола, то тащи еще выпивки и закуси!.. Михаилу надо аппаратуру проверить, как включил — микрофон возьми и засвисти, рыбакам это не по нутру пришлось.
Один как гаркнет: «Никак (цензура) припёрлись на музыке баловаться? А ну, сбацай нам чего-нибудь, весельчак!» И понеслось, такие помои на Михаила вылили, что он не сдержался, сам в ответ разразился отборным хамством.
Тут рыбак хвать со стола поднос и попер на него. Ну просто бык здоровенный, раза в два Михаила массивнее.
Чует наш герой, что мордобою не миновать! И давай охаживать верзилу микрофонной стойкой, а беременная Рита рыбака сумочкой своей по кумполу мочит. Дружки его с мест повскакивали.
Михаил за сцену метнулся, ухватил со стола для нарезки хлеба знатных размеров тесак… Не ведает он сам, что руку тогда удержало. Видать, бог миловал, не дал греха на душу принять…
Рыбаков забрали в отделение, завели уголовное дело. Двоих посмирнее, и без того уже основательно протрезвевших, быстро отпустили. Зачинщику пришлось похуже — до суда выпустили, правда, под расписку о невыезде.
Да только он, оказывается, был старшим помощником капитана и без него судно в рейс выйти не могло! Приперлись тогда в участок члены экипажа, притаранили гостинец от щедрот морских и речных — бочонок красной икры аж.
И Михаилу совали, да гордый он был, не взял. Так и осталась та икра в ресторане, неделю ее музыканты мели, от пуза наедались.
В году этак 1991-м, во время гастролей по Камчатке, Михаилу организовали концерт в нашумевшем на всю страну ресторане «Океан».
После выступления подходит к нему незнакомый человек и говорит: «Я тот самый старпом, с которым у тебя много лет назад вышла потасовка в магаданском ресторане. Я слежу за твоим творчеством, очень уважаю.
Прости меня, Христа ради…» Глядь, а мужик-то уже сам капитаном стал, жизнь вроде наладилась. А пырни его тогда Михаил ножичком — глядишь, все по-другому бы обернулось…
…Тем временем Рите подошел срок рожать, а к соседке, медсестре по профессии, приехал ухажер — охранник из лагеря. Михаил как раз вкалывал в ресторане, как вдруг вбегает бледная, перепуганная Рита, уже и так страдающая от токсикоза.
Оказалось, что чертов охранник со своими дружками сварганили адскую бурду — чифирь, сдобренный непонятно чем, и, недолго думая, угостили ей будущую мамочку!
У бедняжки случился жесточайший токсикоз, врачи потом сказали — еще чуть-чуть, и случился бы выкидыш.
Риту не выпускали из квартиры, еле вырвалась, сломя голову неслась к мужу. В «Северном» в тот вечер гудела знатная гулянка, полно было кентов Михаила.
Он тут же всем растрезвонил, что стряслось с Ритой. Рванули всей оравой домой, мигом разогнали этих «товарищей». Охраннику так навешали, мало не показалось.
Соседями по коммуналке у Михаила с Ритой была семейка некоего Васи Тертышного — приехали в Магадан деньжат подзаработать. Вася таксовал, жена его Галя школу драила. И вбил себе Вася в башку, что общей ванной надо найти применение поинтереснее.
«На кой она сдалась? Давай лучше огурцов насолим да капусты наквасим на зиму — вместилище знатное! Чего в ней париться, медом тебе там намазано? Сходим разок в неделю в баньку, и хватит…»
В итоге Васятка продавил-таки свою идею фикс. Как-то раз является Михаил домой, а ванна уже под завязку соленьями-вареньями забита…
Когда у Михаила сын Дэвид родился, отец в ресторане играл. Гуляли всю ночь напролет, за здоровье новорожденного каждый норовил тост сказать.
Михаилу детскую коляску презентовали. Он, вдрызг налокавшись, покатил ее через парк, кишащий лихим бродячим людом.
Приволок домой на второй этаж, пару раз навернулся на лестнице, локти-колени ободрал. Наутро поехал на дитятко родное полюбоваться, а в роддом не пускают, карантин у них, видите ли!
Нянечка передала Рите записку, мол, муж с друзьями внизу дожидаются, с бодуна тяжкого. Рита черкнула в ответ: «Сейчас покажу тебе сынулю, такой красавчик!»
Глядь, а в окне красный комочек какой-то, личико белыми прыщиками усыпано. Михаил аж растерялся: «Господи, ничего себе красавец!» Неискушенный был еще, не понимал ещё тогда ничего.
В общей сложности Михаил протрубил в Магадане четыре годка. В «Северном» каждый музыкант получал 133 целковых на руки, да чаевых где-то по штуке в месяц накапывало, в принципе, немалые по тем временам деньжищи.
И только в 1975 году северная эпопея Михаила закончилась. Вернулся он в Москву, где заждались жена и двое ребятишек. Рита к тому времени уже в Москву уехала, мама у неё сильно болела. С собой привез порядка тридцати тысяч рубликов — целое состояние!
Молодая семья поселилась в однокомнатной кооперативной хатке. Отец Михаила выкупил ее, чтобы двушка на Ленинском проспекте досталась его новой семье. Стоила однушка 1500 деревянных…
В столице Михаила позвали худруком в квартет «Аккорд». Расстался он с этими ребятами, когда коллектив без него уехал на гастроли в Латинскую Америку.
К тому времени он уже спелся со Славой Добрыниным, писал ему аранжировки для Левы Лещенко, для ВИА «Мелодия»… Слава же сосватал Михаила в кемеровский ансамбль «Лейся, песня».
За пару лет они так раскрутились, что собирали целые стадионы, а у сцены выставляли кордоны из милиции, чтоб фанатки музыкантов на части не порвали.
Дела шли отлично, но приходилось всех директоров филармоний содержать, каждому в лапу совать.
Чтоб семью прокормить, Михаил с «Лейся, песня», «Красными маками» и другом Яном Йолой, принялся халтурить на всяких комсомольских мероприятиях. Все это происходило, мягко говоря, не совсем законно и вполне могло закончиться тюрьмой.
Схема была простая — городская комсомольская организация выделяла фонды на культур-мультур, а Михаил, как директор программы, выставлял смету вдвое больше реальной. Артист за концерт зарабатывал десятку с полтиной, а расписывался за двадцатку.
Разницу делили комсомольцы, директор филармонии и сам Михаил — а как же, он же все организовывал, тоже не мог остаться с носом!
Залы ломились от публики, а местные директора строчили на Михаила телеги. Кончилось бы все плохо, но тут, наконец, подоспело разрешение на выезд за границу.
Рита поначалу упиралась, ни в какую Америку не хотела. Но постепенно смирилась с неизбежным отъездом. Единственное, слышать не могла само слово «Америка».
Думала, там деревья из пластмассы, а на улицах постоянно пальба из автоматов. Но, прилетев в Нью-Йорк и осмотревшись, Рита выдохнула с облегчением.
Первое время в Штатах ей пришлось подметать пол в парикмахерской и учить язык, болтая с клиентами. Потом доверили мыть головы, а там и до маникюрши доросла…
Рита стоически терпела загулы мужа до утра и то, что по понедельникам он традиционно отсыпался. В отличие от многих эмигрантов Михаил занимался в Америке тем же, чему учился в Союзе, то есть музицировал.
Начал играть в ресторане «Садко», потом в «Русской избе», где однажды случилась знатная перестрелка. На чужбине Михаил окончательно перековался в певца — такова уж была специфика эмигрантских кабаков.
Потом заведовал музыкой в «Жемчужине», там собрал свой первый американский бэнд. Правда, вскоре ресторан сгорел вместе со всей аппаратурой, купленной в кредит. Естественно, страховку Михаил не оформил — пришлось выплачивать огроменный долг.
Как бы то ни было, карьера пошла в гору — «Лондонский», «Парадайз»… Музыкант гасил кредиты за сгоревшее оборудование и набирал новое. Пробовал то одно, то другое, рвался, пробивался. А Рита в основном занималась детьми.
В ресторанах, где играл Михаил, частенько отсвечивали те, кого называли «русской мафией». В основном это были люди, прошедшие советские лагеря — сидели за экономику.
Один из них, Евсей Агрон, кандидат технических наук из Питера, считался чуть ли не «крестным отцом». На чужбине он женился на певице Майе Розовой, бывшей солистке оркестра Лундстрема.
Евсей держал целую сеть качалок. Наверняка хватало и тех, кто его проклинал, у кого он все отнял. Но при личном общении этот человек оказался чертовски обаятельным.
Особого пресмыкательства от своих он не требовал, но уважали его все. Знал наизусть множество блатных песен, как-то даже подсказал Михаилу полный текст «На Колыме, где тундра и тайга кругом…»
Сталкивался Агрон и с итальянской мафией. Как-то в него стреляли, а потом все же пуля догнала его…
Однажды Михаила позвали с концертами в LA. Увидев ярчайшее голубое небо, ослепительное солнце и пальмы, Михаил загорелся мечтой перебраться в этот райский уголок.
Дела на новом месте пошли в гору, вскоре он уже мог позволить себе снять домик в Беверли-Хиллз и взять в кредит «Мерседес».
Музыкант вовсю наслаждался калифорнийской жизнью, но тут возьми да и сгори ресторан «Арбат», где он устроился (вряд ли случайным пожаром тут и пахло!).
Тогда Михаил решил открыть собственный кабак, но через пару лет и этот бизнес накрылся медным тазом. Рита страшно убивалась…
К тому времени Михаил уже вовсю выступал сольно. С началом перестройки в Штаты зачастили советские знаменитости — Кобзон, Лещенко, Винокур, Пугачева. И все в один голос твердили: «У тебя песни из каждого окна звучат, чего не приезжаешь на Родину?»
Михаил вернулся в Союз через десять лет, и за три месяца отмахал 75 феерически успешных концертов по всей стране.
Вернувшись в Америку, расплатился с долгами, но потерял сон и покой. Его затянуло в водоворот гастрольной жизни, хотелось снова окунуться в эту атмосферу.
А Рита осталась за океаном — там учились сыновья. Супруги начали жить на два дома. Михаил потихоньку обрастал связями, знакомствами, концертами. Разлуки становились все длиннее.
Младший сын с семьей обосновался в Штатах, старший перебрался в Россию. Отдыхать Михаил с Ритой старались вместе, но жизнь на разных континентах давалась нелегко.
Рита мечтала быть рядом с мужем, но отдавала себе отчет — работа для него превыше всего. Михаил безмерно любил семью, но чувствовал — потеряв любимое дело, он впадет в депрессию.
Жена все понимала, была его главным цензором и ярым фанатом. Михаил изо всех сил старался, чтобы Рите не было одиноко в Америке, к ней часто приезжали внуки.
Он был бесконечно благодарен жене за все, что им пришлось пережить вместе. Не будь Рита такой мудрой и терпеливой, неизвестно, как бы сложилась их жизнь и остались бы они вместе.
Большую часть года супруги проводили в разных странах, но очень дорожили своей любовью… P.S. Все разговоры о разводе Михаила и Риты оказались не более чем газетными утками, по этому поводу музыкант даже судебный процесс затеял.
Он и не думал расставаться с Маргаритой — куда в их возрасте от добра добра искать? Столько лет душа в душу прожили, срослись уже.
А если бы в его жизни и появилась другая, Михаил ни за что не решился бы обидеть ту девчонку, с которой судьба свела его в 1971 году в безлюдном вестибюле метро «Кузьминки»..
Маргарита Михайловна Шуфутинская скончалась 5 июня 2015 года в возрасте 66 лет в Лос-Анджелесе.
Михаил Шуфутинский с 2019 года состоит в отношениях с бывшей танцовщицей своего балета Светланой Уразовой.
