У Кузиных, семьи молодой, бюджет семейный довольно просто строился. Складывались Кузины по тридцать тысяч с носа.
Ваня Кузин — тридцать. И жена его, Инеска, тоже по тридцать кровных выкладывала. Хранили бюджет в шкафу, в цветастой наволочке.
Услуги коммунальные из наволочки оплачивали, питание и одежду. А прочими своими финансами супруги самостоятельно распоряжались.
Инеска, как женщина, на красоту внешности тратила заработанное. И еще на отпуск копила. Копит деньги целый год она. Чтобы в бархатный сезон по берегу моря гулять. Отдыхать душой, эмоциями положительными наполняться.
И ни в чем себе не отказывать. Экономить в отпуске скучно. И даже грешно. Должна ведь душа разгуливаться у человека хоть изредка.
А Ваня излишки на кредит автомобильный отправлял. И племяннице еще помогал материально. Ежемесячно по двадцать тысяч родне передавал. Эта племянница, Маша, училась в институте на юриста. И хотелось Ивану родне помочь.
Дорого, считал он, нычне ребенка высшему образованию обучать. У самих-то Кузиных пока детей нет. И хочется ближнему помочь.
А Инеске он про эту благотворительность не рассказывал. Немного лукавил. Не Инескиного ума, мол, дело это — куда личные деньги посылать.
— На отпуск, — Инеска у мужа спрашивала, — откладываешь ли? Ты смотри. Чтобы не было как в прошлый раз. Пора билеты брать — а ты все на кредит автомобильный перевел. Мне твое желание поскорее с кредитом расчикаться понятно.
Но не хочу одна в отпуск больше кататься. Хочу с мужем любимым в морской воде плавать. Все там, на море, семьями. Кроме женщин одиноких. И я одна — будто брошенка несчастная. Желаю с мужем законным впечатлениями делиться. Мне одной отдыхать грустненько.
А Иван супруге не признавался, что Машеньке благотворительствует. Лукавил, что откладывает на отпуск.
“Маша, — размышлял он, — родная мне кровь. И пусть учится ребенок на юриста, грызет науки гранит с поддержкой финансовой. А море никуда не убежит. Мне, если на то пошло, и в деревню к тетке смотаться за радость. Там рыбачить можно.
Пойдешь так часов в пять утра. Червей накопаешь на теткином огороде. И отдыхаешь у пруда с удочкой. Душа поет. А на море когда-нибудь уж, жизнь долгая”. И вот подходит время билеты на море приобретать. А Ваня руками разводит.
— Чего-то, — говорит, — премии уж полгода копеечные мне выдавали. Только-только кредит закрывать. Не накопил я, Инеска, на отпуск у моря в очередной раз. И катись ты без меня, родная. Ежели на море так настойчиво хочешь. Но можно и к тетке моей смотаться.
В деревню. Там рыбалка прекрасная. Будем затемно вставать — червей копать. И у пруда ушицу варить на костре. А Инеска аж подпрыгнула. И чашкой в стену швырнула. А другой чашкой — в супруга.
— Ах, как это, ах, чего это, — кричит, — ах, враль ты какой! Обманывал, что копишь! А сам без премий полгода сидишь! Как жить с тобой, если доверия нет тебе?! Семья мы или ерунда на постном масле? Съездили, называется, на море!
— Семья, — Ваня от тарелки уворачивается, — семья настоящая! И не виноватый я, что премию мне не выдавали. Я не сам ее выписываю, видишь ли!
А тут в дверь постучал кто-то. Думали Кузины не открывать даже дверь — скандал у них, посуда бьется. Инеска ногами топает. Какие тут — чтоб они треснули — гости?
А в дверь скребутся настойчиво. И Машиным голосом кричат: “Отоприте, дядя, я на каникулы приехала, соскучилась ужасно, открывайте быстренько дорогой своей племяшке ворота».
Открыл Иван дверь — любимой племяннице как не открыть? Стоит Маша. Торт у нее в руках. — Милый дядя Ваня, — Маша говорит с улыбкой, — а я к вам заскочила! Поздороваться, так сказать! И поблагодарить за помощь!
— Машенька, — супруг Инескин в улыбке расплылся, — проходи же, чай пить будем! Вот уж порадовала, вот уж молодец ты какая, что в гости заскочила. А мы тут с тетей Инной чуток отношения выясняли. Но уже выяснили. Уже мы гостям радуемся.
Уселись они за стол. Инеска глазами молнии мечет. Прямо потряхивает ее — не отошла от скандала. Племяннице улыбается насильно практически.
Не виновата девочка, что дядя ее — остолоп. Вон она какая удачная. На юристку учится, серьезная, голос тоненький, журчит ручьем.
— Ваши денежки, — Машенька журчит, -, дядечка и тетечка, мне очень-очень пригождаются! Мама с папой только на необходимое дают — на квартиру да еду в общепитах. А я молоденькая!
Мне и в клубы ходить хочется, и на такси кататься, и подарочки друзьям приятные делать! Кофе пить в забегаловках! На концертики всяких групп носиться! Отдыхать на всю катушку от учебы, то есть. Спасибо, милый дядя. И вам, тетя Инна, большая благодарность.
А у Инески даже челюсть на стол упала. Смотрит она глазами прямоугольными на мужа. Скатерть на столе царапает. Будто дикая кошка.
— Какие — сипло спрашивает, — денежки на концертики? Я, Машенька, тебя видела пару раз в жизни. И денежек не выдавала.
— Дык, — Машенька веселится — тетки Инны забывчивостью забавляется, — те самые, которые дядечка мне на карточку дает. Чтобы мне училось интереснее в чужом городе, в отрыве от семьи. Город большой, соблазнов много.
И тут, конечно, произошло то, что и должно было произойти. Сидит Иван Кузин. А на лице его торт размазанный красуется.
— Ах, — Инеска кричит, — вон чего ты проворачивал! Ах, вот какой ты лжец! У твоей сестры денег куры не клюют! Автомобилей в семье — два! Квартир — три! На море катаются по пять раз в год! А ты, а ты! Предал меня, ирод, предал семью нашуууу…
Поругались Кузины в тот день ужасным образом. Инеска на софе лежит — плачет в подушку. Тяжело это — обман от близкого получить. Ваня рядом сидит. Трет лицо руками усиленно. А Машеньки и след простыл. Убежала она, торт на лице дядечки увидев.
Помирились потом, конечно, Кузины. Целый месяц примирение это шло. В отпуске — вместо моря — ремонт жилища сделали. Комнату для младенца готовили.
Решила Инеска собственное дитя завести. Коли такой Иван человек чадолюбивый. А потом уж с ним, с дитем, на море кататься.
